В "Новой газете" опубликовано интервью с Андреем Коротаевым

В "Новой газете" (№ 37 от 5 апреля 2013, с. 12) опубликовано интервью с зав. лабораторией мониторинга рисков социально-политической дестабилизации А. В. Коротаевым, автором книги "Законы истории"

Мальтузианская ловушка 2.0

Законы истории и мрачные прогнозы

Как сделать историю более точной наукой? Одна из попыток более строго подойти к пониманию прошлого — монография «Законы истории». Редактор Постнауки Владислав Преображенский поговорил с ее основным автором, доктором исторических наук, главным научным сотрудником Института востоковедения РАН Андреем КОРОТАЕВЫМ.

— В вашей монографии математика применяется к историческим исследованиям. Расскажите, пожалуйста, о методологии работы.

— Применение математического моделирования к анализу исторических процессов имеет довольно заметную историю. Особенно значительный вклад внес американский ученый российского происхождения Петр Турчин, который предложил особый термин для этого направления — «клиодинамика». Заметный вклад внес и исследователь из Екатеринбурга Алексей Нефедов.

Когда нужна математическая модель? Во-первых, когда одновременно действует много факторов и непонятно, какой будет результат этого взаимодействия. Классический пример: есть популяция хищников и популяция жертв. Это могут быть кролики и волки, а могут быть рэкетиры и бизнесмены. Понятно, что, с одной стороны, чем больше жертв, тем хищникам лучше, и когда жертв много, значит, хищники должны размножаться. Но если хищники размножатся, то жертвам станет плохо, а от этого станет плохо хищникам. Казалось бы, здесь взаимодействуют всего два блока, но если не записать это в виде уравнения, как в свое время сделали известные исследователи Лотка и Вольтерра, то сложно понять, что же будет на выходе.

— В каких еще случаях необходимо математическое моделирование?

— В истории часто существует множество объяснений какого-либо события. Классический пример — падение Римской империи. Речь идет уже о сотнях объяснений. Правильное может быть не одно, т.к. они, возможно, дополняют друг друга, но таковыми явно не могут быть, предположим, триста объяснений. Историю трудно превратить в строгую науку, если не разработать механизм верификации и фальсификации гипотез, что сложно без математики.

— А насколько это получается делать?

— Надо признаться, что пока успехи клиодинамики достаточно ограниченны. Однако есть области, где она действительно нужна. В первую очередь это макроразвитие Мир-Системы. Например, до начала 70-х годов наблюдался знаменитый закон гиперболического роста населения Земли. Соответствующая кривая имела правильную геометрическую форму гиперболы. Парадокс: для описания самой сложной из всех возможных социальных систем — Мир-Системы, т.е. всего человечества, как выяснилось, требуются наиболее простые уравнения. И понять, почему форма этой кривой именно гиперболическая, без математики невозможно просто по определению.

Вторая область — это циклы, в особенности вековые циклы развития аграрных обществ. Это достаточно архаические социумы, и их динамика оказывается достаточно близкой, как это ни печально звучит, к динамике, свойственной популяциям животных. Первая базовая модель популяционной динамики животных была разработана бельгийским исследователем Ферхюльстом в 30-х годах XIX века под непосредственным влиянием Мальтуса. Оба они занимались в первую очередь описанием людей, но мальтузианские закономерности именно тогда переставали действовать (в популяциях животных они никуда не исчезли). Мальтуса принято называть «пророком прошлого»: он очень хорошо обобщил тот материал, который был на конец XVIII века, когда он писал свою книгу, но как раз в то время Англия выходила из «мальтузианской ловушки».

— Поясните, пожалуйста, что такое «мальтузианская ловушка».

— Это характерная для доиндустриальных обществ ситуация, когда население остается на грани голодного выживания, несмотря на успехи технологий. «Мальтузианская ловушка» действует просто: вот произошел заметный технологический сдвиг, и емкость среды заметно увеличивается, люди начинают жить лучше. К чему это приведет? К тому, что смертность должна несколько сократиться. Но что такое сокращение смертности?

...До начала модернизации — скажем, между 1-м и 1000-м годами н.э. — население Земли практически не возрастало. Если женщина рожает 7-8 детей, а до репродуктивного возраста доживают двое, то смертность не просто высокая, а очень высокая. Если до репродуктивного возраста начинают доживать не двое, а четверо из восьми и население за поколение удваивается, за три — увеличивается в восемь раз… Понятно, что никаких ресурсов в доиндустриальном обществе в таком случае не хватит. Возвращение к уровню голодного выживания — это вопрос времени.

— Есть ли сейчас страны, которые находятся в ловушке?

— В ней остается заметная часть Тропической Африки и единичные страны за ее пределами: Афганистан, Йемен, Восточный Тимор, Гондурас и Боливия (с большими оговорками)… Вопрос серьезный, а ему уделяется недостаточно внимания: если все будет идти, как идет сейчас, то в течение XXI века население Кении или Уганды превысит население России. Уганду на карте-то не сразу найдешь, как в нее втиснуть столько людей? А главная проблема — это Нигерия. К концу века в ней ожидается 750 млн человек, и как это обойдется без катастроф, если ничего не делать, непонятно.

— Чем чреваты такие катастрофы?

— Классический пример — это Тайпинское восстание в Китае середины XIX века, когда было 118 млн трупов. Накануне коллапса в Китае жили 430 млн человек. Если ничего не делать, Нигерия рискует повторить судьбу Китая.

— В России ситуация с рождаемостью обратная…

— Это т.н. второй демографический переход. В каждом случае объяснение свое, но с другой стороны, ясно, что это универсальный процесс. Даже уровень падения схожий — от 2,5–2,0 до 1,3–1,2 ребенка, — а внятной теории второго демографического перехода до сих пор нет. И это происходит в странах с очень разной культурой: Испания и Корея, например.

— Разработаны ли меры борьбы?

— Первой столкнулась со сверхнизкой рождаемостью Франция, где это произошло в период между мировыми войнами. Выработанная там система мер оказалась успешной, сейчас во Франции уже более двух детей на женщину.

— А какова ситуация в России?

— По европейским меркам то, что у нас сейчас детей больше 1,6 на женщину, — это очень даже неплохо, хотя нужно поднимать выше двух. Однако до сих пор сохраняется сверхсмертность. Особо острой проблемой было то, что резкий спад рождаемости в конце 80-х — начале 90-х годов сопровождался катастрофическим ростом смертности. Это эффект т.н. «русского креста», когда кривая смертности пересекает кривую рождаемости. За последние годы смертность у нас уменьшилась, но все равно очень высока — особенно среди мужчин трудоспособного возраста. Среди них она значительно выше, чем, скажем, в Либерии — стране, разоренной гражданской войной, где большая часть населения живет меньше, чем на доллар в день.

— Это проблема алкоголя и курения?

— Проблема всех северных народов — шведов, исландцев, прибалтов — в том, что пьют именно крепкий алкоголь с целью довести себя до интоксикации.

К тому же считается допустимым агрессивное поведение. Из-за этого у нас жуткая смертность от внешних причин: большая часть убийц и убитых находится в состоянии опьянения. То же относится к самоубийцам. Во время горбачевской антиалкогольной кампании, которая в целом спасла больше миллиона жизней, на 40% сократилась смертность от пневмонии: люди зимой меньше напивались.

Первая попытка бороться с этой проблемой на национальном уровне была предпринята в 1865 году, это Гетеборгская система. Выяснилось, что работают экономические (прежде всего ценовые) ограничения, а также ограничения на продажу во времени и пространстве.

— Это то, что пытаются сделать у нас, — не продавать после 23.00?

— Да, но в Скандинавии можно продавать только с 11.00 до 18.00. Другая мера — это запрет продажи сколько-нибудь крепкого алкоголя по воскресеньям и в субботу по второй половине дня. Далее — сокращение доступности в пространстве. Норвегия — немаленькая страна, но в ней всего 147 точек, имеющих право продавать более-менее крепкий алкоголь.

Нужно иметь в виду, что у нас главный вклад в смертность вносят вовсе не алкоголики, а добропорядочные граждане, которые пьют «редко, но метко». Считается нормальным «собраться и расслабиться», что ведет к пикам смертности по выходным и праздникам. Интересно, что на майские праздники пик смертности есть, а на 7 ноября нет — праздновать перестали.

postnauka.ru/books/5458

Коротаев  А.В. и др. Законы истории. Математическое моделирование и прогнозирование мирового и регионального развития. В 3-ч томах. М.: URSS, 2005-201