"ПОМОГАЕТ МЫСЛЬ О ГАМБУРГСКОМ СЧЕТЕ"

Междисциплинарные исследования в российской академической среде до сих пор не имеют широкой поддержки, получить на них финансирование зачастую бывает трудно из-за отсутствия практической направленности или сложности с оценкой результатов. О своем опыте нестандартных исследований культуры рассказалана сайте ФОМ-Лабс ведущий научный сотрудник ИГИТИ им. Полетаева НИУ–ВШЭ и сотрудник департамента социологии, кандидат культурологии Наталья Самутина. 

Екатерина Октябрьская

Уже несколько лет вы исследуете стрит-арт, граффити, фанатские сообщества и фанфикшн, собираете научно-учебные группы по стрит-арту и культурам соучастия, преподаете на факультете социальных наук НИУ–ВШЭ. С чего все начиналось? С интереса к культурологии?

 

Для меня все по-настоящему началось с получения второго высшего образования в Институте европейских культур РГГУ, где я стала дипломированным культурологом, и с аспирантуры РГГУ, где я защитила кандидатскую диссертацию, – она была посвящена исследованиям европейского кино. 

С самых первых шагов в качестве ученого я воспринимала дисциплинарные рамки как ограничение. Меня интересовали возможности междисциплинарных подходов, и моя учеба в ИЕК и аспирантуре этому очень способствовала. Там мы слушали учебные курсы ведущих исследователей из разных областей: социологию культуры читали Лев Гудков и Борис Дубин, культурологию – Ольга Вайнштейн, философию – Александр Доброхотов. Рядом был Институт высших гуманитарных исследований РГГУ, где выступали Михаил Гаспаров и Георгий Кнабе, Елеазар Мелетинский, Аарон Гуревич, производившие на молодых ученых огромное впечатление. Была возможность не только выбрать, что тебе самому интересно, но и получить представление о том, как устроена логика разных наук, какие результаты они считают значимыми, как развиваются. 

Я выбрала теорию кино, которой тогда в России мало кто занимался. Одновременно меня очень интересовала социология, к тому же в западной версии исследований кино, на которую я ориентировалась, всегда была сильна социологическая составляющая. Я занималась этими исследованиями довольно долго, опубликовала много работ о раннем кино, культовом и фантастическом кино, о самих переменах в восприятии кинематографа с приходом цифровой среды. Но меня не очень радовал тот факт, что теоретическое знание о кино в России остается невостребованным. К тому же чувствовалось, насколько у нас не хватает качественных исследований культуры, ориентированных на современные сюжеты, грамотно работающих со стремительно меняющейся культурной средой.

В итоге я сменила область своих научных интересов и начала заниматься новыми культурными сообществами: сообществами фанатов и других создателей культурных продуктов за пределами индустрий – тем, что Генри Дженкинс назвал «культурами соучастия» (participatory cultures). Исследую, как люди добровольно объединяются на основе общих интересов. В каких отношениях эти культуры находятся с мейнстримными сегментами ТВ, литературы, кинематографа, искусства. Какие практики и ценности связаны с развитием культур соучастия. Что и как мы можем и должны знать о текстах и о других продуктах, которые эти сообщества производят. В России обыденное знание об этом поле чаще всего основано на предрассудках, вызванных незнанием и колоссальным культурным разрывом между поколениями. Наука должна помогать разобраться.

 

С 2003 года я работаю в Институте гуманитарных историко-теоретических исследований имени А. В. Полетаева НИУ–ВШЭ, и это, конечно, максимально способствовало закреплению междисциплинарного взгляда и накоплению соответствующего опыта. 

 

Сейчас у нас существует несколько центров и проводятся самые разные исследования, связанные с изучением социологии знания, истории университетов и академической культуры, риторики и культуры Ренессанса и Нового времени и т.д. Это все – бок о бок с моим Центром исследований современной культуры, где мы изучаем культуры соучастия, трансформации городской среды, популярную музыку, кино. Такая работа рядом с коллегами других специальностей дала мне бесценный опыт рефлексии научных методов, задач и возможностей разных наук. Не говоря уже о том, что в ИГИТИ мы постоянно делаем что-то вместе, ставя общие задачи и дополняя друг друга.  

 

Вы сегодня идентифицируете себя с какой-либо дисциплиной? Социологией? Культурологией?

 

Я защитила кандидатскую диссертацию по культурологии и формально да, культуролог, но предпочитаю называть себя просто исследователем, работающим в области социогуманитарного знания. Любопытно, что самоидентификация междисциплинарного исследователя очень зависит от того контекста, где он выступает. В обществе традиционных социологов я, конечно, скорее культуролог. А там, где социология почти не представлена (на филологическом круглом столе, например), я сразу окажусь социологом – просто потому, что без социологической составляющей не вижу возможности эффективно работать с культурными сюжетами. 

 

На факультете социальных наук НИУ–ВШЭ мы вместе с Борисом Степановым преподаем курс «Культурные практики (пост)современности в контексте теории модерна», который нацелен на то, чтобы научить социологов выстраивать собственные междисциплинарные проекты. Мы обсуждаем со студентами проблемы, актуальные в пространстве междисциплинарного социально-гуманитарного знания, и разные возможности и инструменты, которые предоставляют для исследования этих проблем культурология, социология, история, филология. Иногда в процессе разговора ловлю себя на характерных оговорках: как культуролог, я… как социологи, мы… Словом, здесь приоритетна проблема. 

 

Междисциплинарность дает некую свободу?

 

Для меня это возможность быть ученым в прямом смысле слова: видеть и ставить проблемы и подбирать под их исследование необходимый методологический инструментарий. Когда ученый не скован жёсткими рамками, он может воспользоваться преимуществами разных научных дисциплин. Так же и возможность обсуждения результатов с представителями других наук представляется мне большой ценностью. В противном случае исследования становятся штампованными, узко ориентированными, а их авторы перестают видеть ограничения в области знания и мышления, которые накладывает дисциплина.

Генри Дженкинс - американский философ и культуролог, профессор коммуникации, журналистики и киноискусства в университете Южной Калифорнии.

Дженкинс является автором ряда книг о медиаконвергенции, фан-сообществах и трансмедиа.

 

 

Вы изучаете такие специфические темы, как, например, фанфикшн-сообщества. Насколько подобные исследования сегодня вписываются в академическую среду в России?

 

Это сложный вопрос: в конце концов, мое исследование о фанфикшн опубликовано в одном из лучших социологических журналов в России – в «Социологическом обозрении». Еще один текст о фанфикшн и меняющихся стратегиях чтения у новых поколений читателей выйдет совсем скоро в «Новом литературном обозрении». Это все в высшей степени профессиональные площадки, и мне лично тут не на что жаловаться. Но конечно, во многих случаях ученые, которые работают над оригинальными междисциплинарными исследованиями в России, сталкиваются с сопротивлением академической среды. Среда эта бывает косной и вне всякой соотнесенности с проблемой дисциплин: просто люди перестают читать на языках и следить за актуальным развитием своей науки. Ну а порой, конечно, такое сопротивление даже со стороны сильных ученых бывает связано с их нежеланием расширять теоретические и методологические рамки своей науки. 

 

Например, если взять собственно мое исследование любительской литературы и фанфикшн-сообществ, то оно имеет несколько направлений в рамках, условно, социологии литературы. Во-первых, я изучаю сами тексты и людей, которые их пишут. Я обращаю внимание не только на функции чтения и письма фанфикшн в целом, но и на включенность текстов фанфикшн в русскую литературную традицию, на различия между российским и западным полем фанфикшн, на социальные и литературные причины этих различий, на то, как именно в русскоязычном культурном поле функционируют фанфикшн-сообщества. Во-вторых, я исследую собственно чтение фанфикшн-читательниц, которое отсылает к разнообразным социологически важным темам, таким как образование в области литературы, роль чтения в жизни разных социальных групп, поколенческие различия применительно к чтению, гендерные различия.

Эти работы я основываю на богатом и разнообразном материале, и меня неизменно поражает, что эти тексты у нас никем не изучены, – традиционные филология и социология этим вообще не занимаются. Считают «низким» предметом, не считают нужным разбираться, продолжают говорить о сложности изучения чтения, игнорируя множественные свидетельства чтения, оставленные в интернете увлеченными и пристрастными читателями. Отмахиваются с помощью уничижительных терминов типа «паралитература» (которые устарели много лет назад и ничего не объясняют) от разнообразного, насыщенного проблемами материала. Вот это, конечно, и удивляет, и огорчает. Сразу приходит в голову аналогия с изучением массовой литературы, которой тоже мало кто занимался до поры до времени. К тому же опять намечается печальный разрыв между западной и российской наукой. На Западе, например, fan studies – яркое и активно развивающееся научное поле. В России – дай бог, чтобы несколько человек нормально занимались этими сюжетами. А молодые ученые рвутся: и хотят, и видят необходимость этим заниматься – я вижу это и на живых примерах в нашем университете, и знаю это из писем молодых коллег, много писавших мне после выхода статьи в «Социологическом обозрении». Поддержку они находят, мягко говоря, не всегда. 

Читайте далее на сайте ФОМ-Лабс

ТЕКСТ - ЕКАТЕРИНА ТАРНОВСКАЯ
ИЛЛЮСТРАЦИИ - ЕКАТЕРИНА ОКТЯБРЬСКАЯ