Публикации

This chapter provides a preliminary analysis and explanations for the topics and problems that are explored in the book. In particular, the complexities and contradictions in the use of the concepts of Islamism, radical Islamism, and moderate Islamism are shown. One of the ideas that we argue is that, under certain conditions (in particular, a strong political order and participation of Islamists in elections), moderate groups begin to prevail, whereas with the banning of Islamist organizations and the persecution of them radical ones do. Such ambivalence of Islamism is not always taken into account, which sometimes leads to serious political consequences. One of the most acute issues is whether Islam is compatible with democracy? Probably, to a certain extent, it is. On the other hand, since the Islamists enjoy broad popularity among the Muslim populations, the democratic procedures are generally profitable for them. That is why it is impossible and dangerous to try to completely separate democratic and Muslim values, but it is necessary to search for a certain balance between them. In this introductory chapter, we also introduce a series of issues that are analyzed in the chapters of this monograph such as the Arab Spring and opportunities for democracy in Muslim countries; Islamism and Values; the Middle East, revolutions, World System, and Geopolitics; Islamic Radicalism and Terrorism. The Arab Spring is one of the main issues of this introductory chapter and this monograph. These events revealed the forces and problems which turned the renovation expectations of the spring into the gloomy reality of winter. Thus, answering the question in the headline of the present chapter, we can say: revolutions have only exacerbated the Arab countries’ problems. Unfortunately, over the seven years none of the Arab revolutions has solved any serious problem (and probably, will ever be able to). But, of course, in the sense of historical experience, with regard to the possibilities of searching for new forms of organizing society, these revolutions were of great importance for the region. However, the price of such experience is too high.

Настоящее исследование содержит подробный анализ моделей общественного мнения мусульман, в частности среди арабского населения (региона Ближнего Востока и Северной Африки – БВСА). Используя международные базы данных World Values Survey, the Arab Barometer Project and the Arab Opinion Index, авторы сравнивают модели общественного мнения жителей региона БВСА и жителей других стран мира, и строят научные прогнозы об изменении ценностных ориентаций в исследуемом регионе в целом.  Используя факторные индексы стран на основе различных опросов, авторы также приводят сводные индексы по уровню поддержки демократии и либерального общества на глобальном уровне в целом, и в мусульманском мире в частности. Они анализируют многовариантную модель структуры общественного мнения в арабском мире на основе более 40 переменных для респондентов из 12 стран-членов Лиги арабских государств (ЛАГ), что охватывает 67% всего населения арабских стран.  В одной из глав книги предлагается анализ социально-политической ситуации в арабских странах накануне событий Арабской весны, а также влияние этих событий на соседние регионы и другие страны мира в целом. В арабских революциях важную роль играли новые информационные технологии, а революционные настроения подпитывались распространением радикальных идей в обществе. Немаловажную роль сыграли такие факторы, как быстрая урбанизация, увеличение доли молодых людей в общей численности населения стран и тд. Монография содержит оптимистичные прогнозы относительно общей, долгосрочной тенденции к демократии и сопротивляемости арабского и мусульманского гражданского общества росту исламизма. Тем не менее особо подчеркивается рост антисемитских взглядов в регионе, что становится предметом обсуждения в данной книге в более широком контексте –  явления ксенофобии в традиционных обществах. 

В настоящей статье проверяется гипотеза о том, что, в противоположность мнению Р. Инглхарта и К. Вельцеля, статистически значимые межпоколенческие различия в индивидуальных ценностных ориентациях наблюдаются не только в развитых странах. Для проверки гипотезы использованы микроданные 5-й (2005-2009 гг.) и 6-й (2010-2014 гг.) волн World Values Survey, включающих информацию по ценностным ориентациям более 150 тыс. индивидов из 78 стран, представляющих все обитаемые континенты и цивилизации мира. Выявлено, что подавляющее большинство как развитых, так и развивающихся стран демонстрируют сильные и значимые корреляции возраста респондентов с определенными ценностными ориентациями (по шкалам Ш. Шварца). Это позволяет предполагать (сообразно с идеями самого Шварца) наличие некоторых универсальных или, как минимум, чрезвычайно широко распространенных механизмов влияния биологического и социального возраста на ценностные ориентации. Полученные результаты позволяют по-новому взглянуть на некоторые важные глобальные вопросы, прежде всего на то, как человеческие ценности могут меняться в ближайшие десятилетия, в особенности в свете стремительно идущих в последнее время процессов глобального старения населения, продолжение которых уверенно прогнозируется и на ближайшее будущее.

Решение Д.Трампа, о выходе США из всеобъемлющего соглашения по иранской ядерной программе (СВПД), а также эмбарго на экспорт нефти из Ирана существенным образом обеспокоило международное сообщество. Вместе с тем, наиболее пессимистические сценарии следует рассматривать применительно к нынешней ситуации с некоторой осторожностью. Санкции могут оказаться не столь эффективными как того ожидают в Вашингтоне. Об этом во многом говорит как текущее развитие событий, так и более ранний опыт санкционного давления на Тегеран.

Показано, что частота переворотов и попыток переворотов примерно в равной степени связана как с уровнем коррумпированности, так и с уровнем подушевого ВВП, причем в отношении попыток свержения центральной власти влияние уровня ВВП на душу населения оказывается немного сильнее, а в отношении свержения всех органов власти в совокупности, как центральных, так и местных, степень коррумпированности оказывает большее воздействие. При этом оба показателя находятся в тесной связи между собой, однако скорость роста ВВП не имеет устойчивой корреляции с коррупцией и слабо коррелирована с частотой попыток насильственного свержения органов государственной власти. Полученные зависимости сложным образом связаны с ценностными представлениями. В группе развитых стран с уровнем коррумпированности менее 40 баллов (по 100-балльной шкале) наблюдается существенная положительная корреляция между некоррумпированостью и ценностями самовыражения. В остальных странах ценности не оказывают влияния на уровень коррумпированности, зато влияют на темпы экономического роста и частоту попыток свержения власти. Проведенное исследование показало, что при равных уровнях коррумпированности в странах низкого и среднего уровня экономического развития для устойчивости власти и быстрого экономического роста полезен отказ от традиционализма и вреден слишком ранний переход к ценностям самовыражения. Однако переход через рубеж подушевого ВВП 20-25 тыс. долл. в год затруднителен, если не сопровождается снижением уровня коррумпированности ниже уровня в 40–50 баллов. Есть основания предполагать, что современная Россия с подушевым ВВП около 25 тыс. долл. в год и уровнем коррумпированности выше 70 баллов, может находиться именно в такой ситуации. 

В статье показано: имеются все признаки того, что заработала движущая сила подъема шестого большого цикла Кондратьева – инновационные технологии шестого технологического уклада, включая магистральные инфраструктурные технологии – цифровые технологии и платформы. Вместе с тем в среднесрочной перспективе восстановление мировой экономики (подъем шестого большого цикла Кондратьева) может столкнуться с целой серией рисков. Рассматриваются пять ключевых рисков, которые могут подорвать стабильность восстановления: неравенство, недостаток потребительского спроса, нестабильность финансовой системы, протекционизм, экологические катаклизмы. Если они реализуются, то неизбежны частые кризисы, которые будут тормозить подъем мировой экономики в 2020-е гг. В заключительной части статьи анализируются перспективы развития экономики России в среднесрочном периоде. Демонстрируется, что прорывными направлениями развития экономики нашей страны являются следующие: технологический прорыв, комплексная автоматизация и развитие инфраструктуры. Особое внимание уделено третьему направлению, в частности мегапроекту «Интегральная евразийская инфраструктурная система», который мог бы стать мощным локомотивом для динамичного пространственного и экономического развития России в XXI в. Предварительные расчеты, проведенные нами в последнее время, показывают, что уже на первом этапе реализации мегапректа в начале 2020-х гг. будет достигнуто дополнительное ускорение темпов экономического роста на 1,5 п. п. и на 2,5 п. п. – к середине 2020-х гг. Это означает, что с учетом потенциальных темпов инерционного роста экономики России в 2 % мы к 2025 г. достигнем темпов роста в 4,5 %, то есть выше среднемировых. Но самым главным результатом реализации указанного мегапроекта станет обеспечение тесной связанности всей территории Российской Федерации, сглаживание резких различий между регионами России и укрепление ее безопасности. Показано, что происходящее в настоящее время восстановление мировой торговли и экономики, обусловленное вхождением в фазу подъема шестой длинной волны глобального экономического развития Кондратьева, создает для России уникальное «окно возможностей» для успешного проведения политики реформ, способных закрепить текущий экономический подъем и повысить потенциальные темпы его роста в среднесрочном периоде.

В статье исламизм описывается как многогранный, многомерный и постоянно изменяющийся феномен, который проявляет себя на разных уровнях. Невозможно постичь современные мусульманские (и тем более арабские) общества без учета влияния ислама как одновременно идеологии, культурной среды, модальности и образа жизни. Было бы ошибкой представлять исламизм как нарост на теле мусульманских обществ. На самом деле исламизм во многом отражает сущность современных мусульманских обществ, способ мышления и жизни большинства их населения. Это во многом помогает поддерживать социальные, экономические, политические и различные другие субсистемы на разных уровнях общества, а также создает своеобразную исламскую модель модернизации. В этой статье мы представляем наше собственное видение причин глубокой интеграции исламизма в мусульманские общества, аргументируем, почему на современном этапе устранить исламизм невозможно и почему для снижения влияния радикального исламизма необходимо искать компромисс с умеренными исламистами.

Ближний Восток и Северная Африка уже давно воспринимаются как зона нестабильности, где всегда могут возникнуть войны, кровавые конфликты и другие потрясения. В этом плане революции и народные волнения 2010–2011 гг., получившие название Арабской весны, и последующие за этим пертурбации и конфликты вполне вписались в логику истории бурных событий данного региона, хотя стали для него шоком. В самом деле, «после десятилетий политической спячки» неожиданность и энергичность социального взрыва, географическая масштабность Арабской весны «от океана до Залива», синхронность социальных волнений, преобладающая на первых порах социально-политическая (а не межэтническая или межконфессиональная) направленность событий не могли не впечатлять.  

Сначала, конечно, была некоторая эйфория, заставлявшая все воспринимать со знаком безусловного прогресса. Журналист Дж. Ярон в этой связи писал: «Наконец-то на Ближнем Востоке совершается история». Однако жизнь показала, что арабские страны все еще во многом являются объектами геополитики, а их попытки стать ее субъектами либо подавляются, либо используются более сильными государствами в собственных целях. Но, без сомнения, 2010-е гг. показали, что роль арабских стран все-таки растет.  

И это действительно стало новым явлением для Ближнего Востока. Регион входит в период поиска новых структурных и системных решений в рамках Мир-Системы, а это означает в ближайшем будущем достаточно сложный период. Выработка и упрочение модели нового политического порядка в рамках Мир-Системы будут трудным, длительным, а также относительно конфликтным процессом. При этом мы формы реализации этих изменений в мире могут быть самыми разными: от внешне незаметных (например, в Саудовской Аравии) до внезапных и бурных (например, в Йемене). 

Арабская весна» оказала существенное влияние на реконфигурацию всего ближневосточного региона. Дело не только в том, что процессы социально-политической дестабилизации затронули в той или иной степени практически все арабские страны. Сколько в том, что наметился тренд на изменение самой структуры как горизонтальных (между региональными игроками), так и вертикальных (между региональными и глобальными игроками) взаимоотношений.  

Обнажившийся кризис поставил местные элиты перед необходимостью впервые за многие годы не просто следовать предписанным из вне «правилам игры», но и начать их разрабатывать. При этом отсутствие достаточного опыта и ответственности за проводимую региональными игроками политику, а также склонность к решению проблем наиболее радикальным путем пока приводят лишь к росту конфликтогенности на Ближнем Востоке.  

При этом роль традиционных элит оказалась под сомнением внутри государств, вызвав усиление конкуренции и борьбы за власть, превращаясь в новый фактор нестабильности. Сложившаяся иерархия внутри правящих элит стала перерождаться в открытое поле соперничества. Подобная конфигурация повысила роль, амбиции и в некоторой степени самостоятельность традиционных и новых претендентов.  

Однако эта конкуренция за власть внутри элит обладает своими характерными чертами, которые приводят к росту конфликтогенности в регионе. Среди них выделяются прежде всего три: ярко выраженный личностный окрас, отсутствие достаточного опыта и ответственности за проводимую политику и склонность к решению проблем наиболее радикальным путем, что неминуемо порождает стремление к упрочению своих позиций внутри стран демонстрацией военной силы, обозначив отход от традиционной практики мирного разрешения споров между соседями к диктату и даже военным интервенциям.  Неудивительно, что побочным эффектом региональной самостоятельности становится высокий уровень милитаризации Ближнего Востока, что делает его потенциально еще более взрывоопасным.

Очередной выпуск серии «Либеральная миссия — Экспертиза» посвящен проблеме недемократической передачи власти на постсоветском пространстве. Различного рода операции «Преемник», династическое президентство, «тандемы», конституционные реформы, призванные обойти ограничения на количество сроков, — все это привычные реалии политических режимов постсоветской Евразии. Политические режимы и их бенефициары стремятся обезопасить себя от непредсказуемости «народного волеизъявления». Известные эксперты предприняли попытку обобщить и проанализировать накопленный богатый опыт недемократических переходов, понять их логику, типологию, факторы успеха и неудач, а главное — чтó разные сценарии недемократических трансферов власти и степень их успешности говорят нам о динамике и векторе эволюции соответствующих политических режимов.

В статье рассматриваются ценностные ориентации Афразийской зоны нестабильности на основе двух гендерных измерений: потестарного и экономического. В Афразийскую зону нестабильности авторы включают Ближний Восток (включая Северную Африку) и Большой Средний Восток (включая Среднюю Азию и Пакистан), а также страны Сахеля. Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что по некоторым ценностным показателям страны афразийская зоны образуют достаточно компактный кластер, который заметно отличается как от стран Африки южнее Сахеля, так и от восточно-исламских стран (Бангладеш, Индонезия и Малайзия). При этом особо выражены в этих измерениях отличия стран афразийской зоны от Африки южнее Сахеля. Восточно-исламские страны достаточно сильно отличаются от стран афразийской зоны в политическом гендерном пространстве, однако их отличия не столь выражены в экономическом гендерном пространстве, хотя и эти отличия, тем нее менее, являются статистически значимыми. Данное обстоятельство неплохо коррелирует с тем, что для стран Африки южнее Сахеля характерна высокая экономическая активность женщин, что радикально отличает их от стран Афразийской зоны, для большинства которых характерны рекордно низкие показатели доли экономически активных женщин. В то же самое время страны восточного ислама (для которых характерны показатели доли экономически активных женщин, близкие к среднемировым) не столь сильно отличаются от стран афразийской зоны по этому показателю (хотя эти различия всё-таки достаточно значительны).

Проблема преемственности оставалась одной из важнейших для постсоветских режимов на протяжении всей их истории. Уже в 1990-е годы продление полномочий действующих лидеров стало ключевым элементом консолидации авторитарных режимов в странах Центральной Азии и Белоруссии. В этом направлении «патроны» проделали долгий путь от продления полномочий на несколько лет до установления фактически пожизненного правления/

В статье представлен анализ влияния событий «арабской весны» 2011 года на дестабилизацию в Восточной Европе, в том числе на подъем протестной активности. Показываются элементы сходства протестов в Восточной Европе с протестами периода «арабской весны», анализируются способы заимствования паттернов дестабилизации. Волна протестной активности после 2011 года сравнивается с предыдущей, инициированной мировым финансово-экономическим кризисом 2008–2009 годов. Помимо внешнего фактора «арабской весны» обсуждаются внутренние факторы протестной активности второй волны финансово-экономического кризиса, связанного с экономическим кризисом в Португалии, Италии, Испании, Греции. Выделяются наиболее характерные формы дестабилизации для Восточной Европы: антиправительственные демонстрации, массовые беспорядки, террористические действия, партизанские действия. Анализируется вклад украинской революции в 2014 году в динамику насильственных форм протеста в Восточной Европе. Объясняя особый случай Украины, выбивающийся из общего тренда Восточной Европы, авторы показывают, что данная страна в период 2013–2014 годов переходит от менее насильственных факторов дестабилизации (антиправительственные демонстрации и массовые беспорядки) к более насильственным (повстанческие действия и террористические атаки), что является уникальным для Восточной Европы рассматриваемого периода, но имеет много закономерных параллелей в глобальном масштабе.

В статье речь идет о росте социально-политической нестабильности в арабском мире и странах Тропической и Южной Африки после «арабской весны». Авторы исследуют масштабы ее глобального эха 2011-2015 гг. на основе четырех показателей дестабилизации по международной базе данных Cross-National Time Series (CNTS) – антиправительственные демонстрации, массовые беспорядки, политические забастовки, террористические акты / «партизанские действия». При этом, для сравнения, динамика дестабилизационных процессов показана за более продолжительный период (с 1995 по 2015 гг.). Рост общего числа антиправительственных демонстраций и массовых беспорядков в Африке южнее Сахары (АЮС) в 2011–2015 гг. был слабее, чем в большинстве других мир-системных макрозон, но по меркам самого региона этот рост был очень заметным. При этом, по данным системы CNTS, в 2014 г. в странах АЮС он оказался исторически рекордным за весь период наблюдений, т.е. с 1919 г.